Говард Филлипс Лавкрафт входит в мой виртуальный пантеон любимейших писателей, наравне с Францом Кафкой и Эдгаром Аланом По. Лавкрафт считается одним из основателей жанра фэнтези. При жизни его произведения практически не пользовались популярностью, однако уже после смерти они оказали существенное влияние на формирование современной массовой культуры и трендов в литературе. Более того, творчество Лавкрафта настолько уникально, что его произведения принято выделять в отдельный поджанр - "лавкрафтовские ужасы".
У Лавкрафта была очень интересная судьба. Он родился в Провиденсе, штат Род-Айленд, в 1890 году. Говард был вундеркиндом - читал стихи в возрасте двух лет, а с шести уже писал свои и пробовал себя в прозе. Проводил много времени за книгами из библиотеки своего дедушки. Известно, что в девять лет он написал несколько произведений по астрономии и химии. Школу Лавкрафт не окончил, с треском провалил вступительные экзамены в Университет Брауна и был крайне одиноким человеком часто прибывающим в депрессивном состоянии. Выйти из очередной жесткой депрессии ему помог случай с его матерью: она, ровно как и отец двадцатью годами раньше, сошла с ума и была помещена в ту же психбольницу, где в последствии скончалась.
Кстати, с детства у Лавкрафта довольно часто случались серьезные ночные кошмары. Существа с перепончатыми крыльями, которых он сам называл "ночными мверзями", поднимали его в воздух и относили на "мерзкое плато Лэнг". Эти переживания писатель умело использовал в своем творчестве. Так, например, рассказ "Дагон" - это как раз один из таких снов. После пробуждения состояние Лавкрафта было совершенно безумным, но он нашёл в себе силы задокументировать сон.
Спустя некоторое время, Говард встречает на собрании журналистов-любителей свою будущую жену - Соню Грин, имевшую имевшую украинско-еврейские корни и бывшую семью годами старше него. Через пару лет они заключают брак и живут вместе в Нью-Йорке, но писателю явно не нравится постепенно заполоняемый иммигрантами мегаполис периода Великой депрессии, и он, покидая жену, возвращается в родной Провиденс. Несмотря на некоторые писательские успехи, Лавкрафт жил в нищите. Он вынужден был снова переехать в маленький домик. В 1936 году у писателя обнаружили рак кишечника, следствие недоедания. Говард Филлипс Лавкрафт умер 15 марта 1937 года в Провиденсе, штат Род-Айленд.
Вне зависимости от оценок творчества, Лавкрафт уникален объемом своей переписки с читателями и поклонниками. Шутка ли, фактически, это самый самодокументированный представитель человеческой истории.
За что стоит читать и любить Говарда Лавкрафта, так это за то, что он умудрился создать сложнейшую космогонию с целым выводком разнообразных богов. Придумал Шуб-Ниггурат, Йог-Сотота, Ньярлатотепа, легендарного Ктулху, наконец. И при всей сложности лавкрафтовской мифологии, читать его невероятно интересно.
Хороший отрывок из "Показаний Рэндольфа Картера".
"Я то и дело высвечивал фонарем циферблат часов и с лихорадочной тревогой прижимал ухо к телефонной трубке, однако в течении четверти часа до меня не доносилось ни звука. Потом в трубке раздался слабый треск. И я взволнованным голосом выкрикнул в нее имя своего друга. Несмотря на все свои предчувствия, я все же никак не был готов услышать те слова, что донеслись до меня из глубин проклятого склепа и были произнесены таким возбужденным, дрожащим голосом, что я не сразу узнал по нему своего друга Харли Уоррена.
Еще совсем недавно казавшийся таким невозмутимым и бесстрастным, он говорил теперь шепотом; который звучал страшнее, чем самый душераздирающий вопль:
Боже! Если бы ты только видел то, что вижу я!
В тот момент у меня отнялся язык, и мне оставалось только безмолвно внимать голосу на другом конце трубки. И вот до меня донеслись исступленные возгласы:
- Картер, это ужасно! Это чудовищно! Это просто невообразимо!
На этот раз голос не изменил мне, и я разразился целым потоком тревожных вопросов. Вне себя от ужаса, я твердил снова и снова:
- Уоррен, что случилось? Говори же, что происходит?
И вновь я услышал голос друга искаженный страхом голос, в котором
явственно слышались нотки отчаяния:
- Я не могу тебе ничего сказать, Картер! Это выше всякого разумения!
Мне просто нельзя тебе ничего говорить, слышишь ты? Кто знает об этом, тот уже не жилец. Боже правый! Я ждал чего угодно, но только не этого.
Снова установилось молчание, если не считать бессвязного потока вопросов с моей стороны. Потом опять раздался голос Уоррена на этот раз на высшей ступени неистового ужаса:
- Картер, ради всего святого, умоляю тебя верни плиту на место и беги отсюда, пока не поздно! Скорей! Бросай все и выбирайся отсюда это твой единственный шанс на спасение. Сделай, как я говорю, и ни о чем не спрашивай!
Я слышал все это и тем не менее продолжал, как исступленный задавать вопросы. Кругом меня были могилы, тьма и тени; внизу подо мной ужас, недоступный воображению смертного. Но друг мой находился в еще большей опасности, нежели я, и, несмотря на испуг, мне было даже обидно, что он полагает меня способным покинуть его при таких обстоятельствах. Еще несколько щелчков, и после короткой паузы отчаянный вопль Уоррена:
- Сматывайся! Ради Бога, верни плиту на место и дергай отсюда. Картер!
То, что мой спутник опустился до вульгарных выражений, указывало на крайнюю степень его потрясения, и эта последняя капля переполнила чашу моего терпения. Молниеносно приняв решение, я закричал:
- Уоррен, держись! Я спускаюсь к тебе!
Но на эти слова абонент мой откликнулся воплем, в котором сквозило теперь уже полное отчаяние:
- Не смей! Как ты не понимаешь! Слишком поздно! Это я во всем виноват мне и отвечать! Бросай плиту и беги мне уже никто не поможет!
Тон Уоррена опять переменился. Он сделался мягче, в нем была слышна горечь безнадежности, но в то же время ясно звучала напряженная нота тревоги за мою судьбу.
- Поторопись, не то будет слишком поздно!
Я старался не придавать его увещеваниям большого значения, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение и выполнить свое обещание прийти к нему на помощь. Но когда он заговорил в очередной раз, я по-прежнему сидел без движения, скованный тисками леденящего ужаса.
Картер, поторопись! Не теряй времени! Это бессмысленно... тебе нужно уходить... лучше я один, чем мы оба... плиту....
Пауза, щелчки и вслед за тем слабый голос Уоррена:
- Почти все кончено... не продлевай мою агонию... завали вход на эту чертову лестницу и беги, что есть мочи... ты только зря теряешь время...прощай. Картер... прощай навсегда...
Тут Уоррен резко перешел с шепота на крик, завершившийся воплем, исполненным тысячелетнего ужаса:
- Будь они прокляты, эти исчадия ада! Их здесь столько, что не счесть! Господи!.. Беги! Беги! Беги!!!
Потом наступило молчание. Бог знает, сколько нескончаемых веков я просидел, словно парализованный шепча, бубня, бормоча. взывая, крича и вопя в телефонную трубку".
У Лавкрафта была очень интересная судьба. Он родился в Провиденсе, штат Род-Айленд, в 1890 году. Говард был вундеркиндом - читал стихи в возрасте двух лет, а с шести уже писал свои и пробовал себя в прозе. Проводил много времени за книгами из библиотеки своего дедушки. Известно, что в девять лет он написал несколько произведений по астрономии и химии. Школу Лавкрафт не окончил, с треском провалил вступительные экзамены в Университет Брауна и был крайне одиноким человеком часто прибывающим в депрессивном состоянии. Выйти из очередной жесткой депрессии ему помог случай с его матерью: она, ровно как и отец двадцатью годами раньше, сошла с ума и была помещена в ту же психбольницу, где в последствии скончалась.
Кстати, с детства у Лавкрафта довольно часто случались серьезные ночные кошмары. Существа с перепончатыми крыльями, которых он сам называл "ночными мверзями", поднимали его в воздух и относили на "мерзкое плато Лэнг". Эти переживания писатель умело использовал в своем творчестве. Так, например, рассказ "Дагон" - это как раз один из таких снов. После пробуждения состояние Лавкрафта было совершенно безумным, но он нашёл в себе силы задокументировать сон.
Спустя некоторое время, Говард встречает на собрании журналистов-любителей свою будущую жену - Соню Грин, имевшую имевшую украинско-еврейские корни и бывшую семью годами старше него. Через пару лет они заключают брак и живут вместе в Нью-Йорке, но писателю явно не нравится постепенно заполоняемый иммигрантами мегаполис периода Великой депрессии, и он, покидая жену, возвращается в родной Провиденс. Несмотря на некоторые писательские успехи, Лавкрафт жил в нищите. Он вынужден был снова переехать в маленький домик. В 1936 году у писателя обнаружили рак кишечника, следствие недоедания. Говард Филлипс Лавкрафт умер 15 марта 1937 года в Провиденсе, штат Род-Айленд.
Вне зависимости от оценок творчества, Лавкрафт уникален объемом своей переписки с читателями и поклонниками. Шутка ли, фактически, это самый самодокументированный представитель человеческой истории.
За что стоит читать и любить Говарда Лавкрафта, так это за то, что он умудрился создать сложнейшую космогонию с целым выводком разнообразных богов. Придумал Шуб-Ниггурат, Йог-Сотота, Ньярлатотепа, легендарного Ктулху, наконец. И при всей сложности лавкрафтовской мифологии, читать его невероятно интересно.
Хороший отрывок из "Показаний Рэндольфа Картера".
"Я то и дело высвечивал фонарем циферблат часов и с лихорадочной тревогой прижимал ухо к телефонной трубке, однако в течении четверти часа до меня не доносилось ни звука. Потом в трубке раздался слабый треск. И я взволнованным голосом выкрикнул в нее имя своего друга. Несмотря на все свои предчувствия, я все же никак не был готов услышать те слова, что донеслись до меня из глубин проклятого склепа и были произнесены таким возбужденным, дрожащим голосом, что я не сразу узнал по нему своего друга Харли Уоррена.
Еще совсем недавно казавшийся таким невозмутимым и бесстрастным, он говорил теперь шепотом; который звучал страшнее, чем самый душераздирающий вопль:
Боже! Если бы ты только видел то, что вижу я!
В тот момент у меня отнялся язык, и мне оставалось только безмолвно внимать голосу на другом конце трубки. И вот до меня донеслись исступленные возгласы:
- Картер, это ужасно! Это чудовищно! Это просто невообразимо!
На этот раз голос не изменил мне, и я разразился целым потоком тревожных вопросов. Вне себя от ужаса, я твердил снова и снова:
- Уоррен, что случилось? Говори же, что происходит?
И вновь я услышал голос друга искаженный страхом голос, в котором
явственно слышались нотки отчаяния:
- Я не могу тебе ничего сказать, Картер! Это выше всякого разумения!
Мне просто нельзя тебе ничего говорить, слышишь ты? Кто знает об этом, тот уже не жилец. Боже правый! Я ждал чего угодно, но только не этого.
Снова установилось молчание, если не считать бессвязного потока вопросов с моей стороны. Потом опять раздался голос Уоррена на этот раз на высшей ступени неистового ужаса:
- Картер, ради всего святого, умоляю тебя верни плиту на место и беги отсюда, пока не поздно! Скорей! Бросай все и выбирайся отсюда это твой единственный шанс на спасение. Сделай, как я говорю, и ни о чем не спрашивай!
Я слышал все это и тем не менее продолжал, как исступленный задавать вопросы. Кругом меня были могилы, тьма и тени; внизу подо мной ужас, недоступный воображению смертного. Но друг мой находился в еще большей опасности, нежели я, и, несмотря на испуг, мне было даже обидно, что он полагает меня способным покинуть его при таких обстоятельствах. Еще несколько щелчков, и после короткой паузы отчаянный вопль Уоррена:
- Сматывайся! Ради Бога, верни плиту на место и дергай отсюда. Картер!
То, что мой спутник опустился до вульгарных выражений, указывало на крайнюю степень его потрясения, и эта последняя капля переполнила чашу моего терпения. Молниеносно приняв решение, я закричал:
- Уоррен, держись! Я спускаюсь к тебе!
Но на эти слова абонент мой откликнулся воплем, в котором сквозило теперь уже полное отчаяние:
- Не смей! Как ты не понимаешь! Слишком поздно! Это я во всем виноват мне и отвечать! Бросай плиту и беги мне уже никто не поможет!
Тон Уоррена опять переменился. Он сделался мягче, в нем была слышна горечь безнадежности, но в то же время ясно звучала напряженная нота тревоги за мою судьбу.
- Поторопись, не то будет слишком поздно!
Я старался не придавать его увещеваниям большого значения, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение и выполнить свое обещание прийти к нему на помощь. Но когда он заговорил в очередной раз, я по-прежнему сидел без движения, скованный тисками леденящего ужаса.
Картер, поторопись! Не теряй времени! Это бессмысленно... тебе нужно уходить... лучше я один, чем мы оба... плиту....
Пауза, щелчки и вслед за тем слабый голос Уоррена:
- Почти все кончено... не продлевай мою агонию... завали вход на эту чертову лестницу и беги, что есть мочи... ты только зря теряешь время...прощай. Картер... прощай навсегда...
Тут Уоррен резко перешел с шепота на крик, завершившийся воплем, исполненным тысячелетнего ужаса:
- Будь они прокляты, эти исчадия ада! Их здесь столько, что не счесть! Господи!.. Беги! Беги! Беги!!!
Потом наступило молчание. Бог знает, сколько нескончаемых веков я просидел, словно парализованный шепча, бубня, бормоча. взывая, крича и вопя в телефонную трубку".
Комментариев нет:
Отправить комментарий